Мы стояли в тенистой лощине, присев на земле, на камнях-останцах в тени векового бука, покрывавшего все склоны. Я специально сделал привал здесь, чтобы отдышались перед главным подъемом, который уходил вверх хорошей почти парковой тропой. Как огромный питон она вилась, устремляясь к небу сквозь тени сказочного леса. Но конец ее не проглядывал отсюда. Здесь было прохладно, и слышался говор ручья – набирающей силы речки сбоку за кустами подлеска. Я не оборачивался на нее и смотрел на ребят – небольшую группу, которую взял четырьмя днями ранее на конечной остановке автобуса.
Они приехали на последнем, когда я уже счел несостоявшимися наши договоренности месячной давности. Я сидел на траве за деревенским рыночком, доедая немыслимое количество угощений, выданных мне всем торгующим коллективом. Женщины называли меня цыганенком с гор, и было столько нежности в их смехе. Видимо, это меня и задержало. Зеркала у меня не было, и я не особо пытался представить свою «цыганскую» внешность после месяца одиночных блужданий в этих прекрасных горах. Но они появились. Их было семеро. Четверо юношей и трое девушек.
Они покрутились на месте, как беженцы в незнакомом селе. Краем глаза осматривая окружающую картину, включая меня. Затем единственный юноша, знавший меня в лицо, открыл им, что проводник, который их ждет – вон. Я не заметил восторга в их лицах. Но они приблизились и смогли протянуть мне руку. Еще один, кроме знавшего меня, был по детски искренне рад.
Мне предстояло провести их несложным маршрутом с одним, вот этим самым, подъемом и неплохими местами. Каньон, виды, леса. Тропа плановая. Автострада, можно сказать. Ну, народу почти не было – прошли времена, но для кого как.
На тропе все проявляется быстро. Как тест на беременность.
Я знал, что они будут наивно экипированы, но здесь этого было достаточно. Познакомился, пару вводных и повел их черепашьим темпом вверх. Функционально они вели себя обычно. Рванули весело, через пять минут запыхтели, и этого было достаточно, чтобы увидеть: работают двое. Двое. Мой знакомый и второй, скромно радостный. Они несли все. Еду, палатки, примус зачем-то (все не ихнее). Остальные шли как дети с ранцем и своими карандашами.
Тропа набирала высоту, но не сильно, ласково. Через часок девочку стало ломать. Я ждал. Не вмешивался, наблюдал. Нам не много оставалось. Когда она задохнулась совсем, молодые и красивые ушли вперед. Наши двое отстали и не могли быть в курсе ситуации. Я забрал ее рюкзак, и мы пошли дальше. Еще через час задохнулась вторая. Я остановил группу и, не видя никакого энтузиазма, взял второй рюкзак, они были очень легкие оба. Через пол часа сломалась третья. Народ не замечал, видимо был так увлечен покорением плановой тропы. Я остановил группу и стал ждать действий, сообщив, что девушке необходимо помочь. Вскоре отставшие двое приблизились, взяли ее рюкзак и раскидали по своим. Поднимали они их вдвоем, медленно, как сваю. Пот тек у них по лбам и капал. Они были спокойны и радостны.
Была легкая приятная морось. Тепло. 
Каньон с фантастическими видами был в десяти метрах правее. Но закрыт плотным подлеском, кустами. Они шли по-над чудом, даже не догадываясь об этом. Я остановил их у небольшого прохода и сказал выйти через него на площадку. Но часть встретила предложение вопросительно. Я повторил указание и прошел на карниз. Рокот реки, обрыва скал в закатном свете и, что удивительно, радуга над верховьями каньона. Можно было присесть, посозерцать. Время на все было. Ребята исполнили осмотр и вышли назад на тропу. Со мной остались двое. Один из них медленно произнес: «Радуга», и его глаза вспыхнули светом. Мне пришлось прервать их очарование минут через десять. Темнело.
В лагере я показал место для палатки, так как стоянка была плановая. И очаг готовый. Плита дровяная. Двое поставили палатки и стали готовить еду.
У меня палатки не было. Была так называемая «труба». Нулевой вес. Полиэтиленовая труба вешалась на одной растяжке между двумя деревьями. Хватало.
Поскольку к ужину я приглашен не был, я наслаждался компанией инструкторов и ребят из их групп. Мы сидели под навесом. Еды было достаточно, и я мог себе позволить открыть рот, внимая фантастическим рассказам бывалых, складываться пополам от смеха, да и самомому подержать застывшую аудиторию на бикфордовом шнуре сюжета. И хохотать от разницы в выражении лиц инструкторов и их ведомых новобранцев. Не имея возможности объяснить причины такой несдержанности.
А наши двое пришли к нам. Пришли скоро. Еда, чай и радость угостить, конечно, нашлись и для них. Они просто были здесь. С нами. Слушали, смеялись, подпевали.
Мы стояли в тенистой лощине, и я смотрел на ребят – небольшую группу, которую взял четырьмя днями ранее на конечной остановке автобуса. Тропа уходила вверх на главный подъем, как плоский питон, устремившийся к небу. Из тенистого очарованного леса к пронзительной синеве неба над лугами альпийских цветов.
Они отдышались, но не остыли. Пора. Я повторил эту мысль трижды. Вкрадчиво. Что идем своим темпом. Каждый своим. Никто ни за кем не гонится. Время не терпит. Можно отдыхать и отставать. Можно идти быстрее. Напомнил технику постановки ноги и целесообразности не сбивать, по-возможности, ритм. И отпустил.
Они рванули разом. Кроме двоих. Двоих, которые несли все. Те медленно водрузили рюкзаки и пошли следом. Я посмотрел на ручей. Набирающую силу речку, бьющуюся и ревущую в тесноте каньона, играющую водопадами и порогами. Вымывающую ванны и обтачивающую валуны. Но это ниже, не здесь. Подошел. Попил. Закурил. Посмотрел на кроны деревьев, пытаясь отыскать их щебечущих обитателей. Докурил. И пошел.
Двоих обошел сразу. Двух девушек по одной. Но молодые и красивые здорово оторвались. И еще одна девушка. Худенькая и высокая. С длинными тонкими пальцами на руках. Их тени едва проглядывали впереди.
Я включил форсаж.
Тропа просматривалась хорошо, хотя вилась и пряталась порою за вековыми буками. Достигнув их в поле своего зрения, я убедился, что опоздал. Оставались какие-нибудь сто метров. Она шла метрах в тридцати позади. Она шла не в своем темпе.
Корректировать что-либо было уже поздно. Я проскочил мимо нее и финишировал вместе с лидерами. Они сбросили рюкзаки, не оглянувшись на них, повалились с перекатом на спину и разбросали руки под открывшимся наконец ясным синим-синим небом.
Она дошла до верху. Вышла на поляну и упала. Ее конвульсии и стоны впечатляли.
Истерика, начавшаяся в действительности еще где-то на середине подъема, длилась минут десять в таком не вербализованном виде конвульсивных рыданий. Но потом мы услышали столько потрясающей информации о себе, своих близких, о походах и человечестве вообще, что были совершенно несостоятельны, как оппоненты. Да и не пытались.
Да и не нужно было.
Двое поднялись где-то под конец вербальной части выступления девушки с длинными тонкими пальцами. Они аккуратно сняли рюкзаки и поставили их на ровное место, прислонив друг к другу. Они подошли, спросили, можно ли как-то помочь и как. Я улыбнулся и посоветовал им отдохнуть.
Полянка пестрела цветами и была окружена кольцом сильных красивых деревьев. В разрыве виднелось плато. Наш дальнейший путь был устремлен туда, и это уже совсем другая история.
