А ты торишь, торишь. А все, хитренькие, идут след в след. Хотя ты сам им так говоришь. А пацаны постарше с ногами. Они рвутся вперед. Они молодцы. И вот дырявят снег по пояс. А Марина не дотягивается по таким ходулям ходить. И рвет между следами. Тяжело ей.
А пацаны молодцы. Я и не рвусь вперед. Шагаю себе в первой группе. Сзади Юля или еще кто из опытных. А эти мордочки чумазые спереди нее. Марина тоже, Сергей. Антон. Вася, Ваня. Разные. Саша тоже.
А в ложбинках сыро. И снег. По пояс. А мы торим.
Ну, мы так торили много раз с целью. Но получалось что без. На плато туман придет. И ты в белом молоке. И дети на два метра от тебя по снегу хруст-хруст, и испаряются в невидимке. Растворяются в белом безмолвии. А ты думаешь там можно криком всех собрать. А крик тоже растворяется. И ты кричишь с пяти метров, а словно с той стороны Караби. А кто пойдет на ту сторону Караби? И зачем? Если направления нет. И ты потом начинаешь терять верх и низ. И вот тут уже надо собраться. Потому что так не соберешь уже никого.
И еще время. Оно пропадает. Его нет. Оно есть, но как-то его нет. И все так прижимаются друг к другу. И куда-нибудь идут. По следам. А Марина рвет между следами. И эти мордочки чумазые. Им тяжело. Но не тревожно. И это-то как раз напрягает.
Можно говорить про разные планы. Рассказывать их по ходу, по ритму шага. Сумасшедшие планы. И они будут расти-расти. А потом ты уже как-то начинаешь рвать след, как Марина. И как эти чумазые морды. И тогда ты теряешь нить. И тебя сменяют другие. И ты шлепаешь уже сзади. По следам. А Марина рвет их. Но она сзади. Там уже все утоптано 20 парами. И мордами этими чумазыми. И Юля сзади. Или еще кто из опытных. Петр Евгеньевич.
Но это в ложбинках. Там еще буки по склонам. Грабы всякие. Лес в общем. Зачем он? Низачем. Он тень и сырость дает. А на южных склонах подснежники. Полдня ходу. И там запахи эти волшебные. Но мы туда не идем. Тут вот торим.
А вот на плато, если белое молоко, никаких планов. Там все молчат. Там все идут, скрип-скрип. Только он не слышен. Там все затухает. И мысли, и планы, и направление. Это вот главное.
И так мы ходили с утра. Обернешься, все ли? А куда ты смотришь? Вверх? Вбок? Там где-то силуэт то ли человека, то ли воина из сказаний о былом, то ли пень. И то растворяется. А потом, раз, следы. И ты их уже третий раз когда пересекаешь – думаешь. Тогда вот мысли образуются слабо, слабо и проплывают мимо. «А не твои ли это следы?». Такие мысли, например. А уж когда четвертый раз ты на следы от группы натыкаешься, вот мысли тогда.
Ну, а в молоке там что надо? Там ничего не надо. Ты как бы пришел. Вот этого никто не понимает. Вот ты куда шел? Из молока выйдешь – есть сомнения извечные человеческие. А в молоке нет. Потому что абсолютно ясно, что не ясно ничего. Вообще. И ясно быть не может. То есть имплицитность сознания имманентна ему самому. Так чтоб было понятнее. Поэтому ты ставишь лагерь в месте, где стоишь.
Просто вдруг ставишь и все. Главное, что куда падает. Потому что вверх или вниз это не очень понятно. Имплицитно, я бы сказал. С полнейшей имманентностью.
Вот тогда встает вопрос о сушке ботинок. Вот этот вопрос кардинально важен. И о нем говориться много. Это вопрос экзистенциального уровня. Поэтому он входит в базу, как неприкосновенный запас, как австралийская тренировка, как техника разжигания костра из кучи промокшей насквозь древесины. Ботинки сушить надо не у костра. У костра ботинки не сушат. Ботинки вообще не сушат!
Но это мало кто понимает с первого раза. Вообще мало кто. Никто не понимает.
Только уже опытные перцы, а эти их спрашивают втихоря, в сторонке: «А как ботинки сушить?» - и на костер поглядывают. А те улыбаются. Морды у этой мелкоты, хочется за нос схватить. Или защекотать до смерти. Они же чумазые, как головешки. Что они там в костре помогали? Куда что подкладывали? Уже и вода запасная стоит, все равно прольют. Но учатся быстро, стервецы.
А с ботинками долго не понимают.
А вот в молоке, когда встанешь, и все вокруг тенями поплывут. Кто как. Кто назад отвалится и смотрит в снег. Только это не снег. Это небо. Или ты лежишь на небе. Или ты висишь на нитях. А другие где-то палки уже тащат и топчут. Где они эти палки в молоке находили? Может я им сам объяснял? Но в молоке нет памяти такой. Линейной. Я предпочитал лежать на нитях. А другие топчут и туда костер. Или палатку. И дымом затягивает. А это не дым. Это такой густой теплый шарф. Он тебе в нос приходит. И ты лежишь или сидишь и смотришь в него. И дышишь. Но это только ты да пара опытных перцев. Это уже пилотаж. А остальные лицом бегут. И кто куда. Кто в снег. Кто вдаль. Не могут с дымом. Он поначалу-то такой.
И палки все эти из молока – они такие. Из них сразу треск не пойдет. Это надо не сразу. Я не буду сейчас объяснять. Сначала дым. Как шарф густой.
А костер потом растапливает пятно. И это нарушает все. Черное пятно. А сидят все вокруг. В снегу. А мальцы лезут в пятно. И там все суют что-то. И уже опытные перцы так незаметно что-то отодвигают или придерживают. Потому что пять раз кипятить нет желания. И мордашки места занимают-то самые хорошие. Поближе. А перцы сидят подальше. В снегу. А у этих дым – оп – и они побежали вдаль. А потом у них коленки раскалились, и они побежали вдаль. В снег. А потом у них коленки мокрые, попа в жиже растопленной, мордочки, как головешка. Но им хорошо. И ботинки они, если не снимают, то к костру подошвами. А опытные перцы им шнурки развяжут тихонько. Потому что подошва она прогревается не постепенно. Она прогревается вдруг. И сразу до утюга. И вот они прыгают по снегу вокруг. А шнурки развязаны. Можно скинуть. А уж скинул, так и совсем хорошо. Стоишь в снегу по пояс. Босиком. Ботинок раскаленный лужу протопит. Ну, это все детали. Но сушить ботики не надо. Это не скоро понимается. Но понимается. А вот кто не понял еще, те в него суют ботики.
Вообще в тот раз до всех уже дошло. До Антона не дошло, но он поверил логике. Хотя она была неконтинуальна для него. А Антон неконтинуальность логики не переносил. Имманентно. Это тут не опишешь в двух словах. И в трех не опишешь. Но в условиях белого молока даже его клинило и растворяло. А мордочки-то чумазые. Саша вот один не понял. Ну и хорошо.
И вот он сушил ботинки. На палках вроде. Или их просто придвинув. Не помню.
Что-то мы там гречку доели и чай. Ну, чай он долго. Он дым густой съедает и когда закипает его уж и нет. И дым уже не шарф густой. Никто не бегает от него. Так, в штормовку к тебе спрячут мордочку. Чумазую. И дрова из молока уже трещат. А не трещали сначала. Так, шипели. Как змеи. И фыркали. А теперь трещат и плюются искорками. А мордочки повизгивают. А эти перцы-то уже интересные вещи говорят. Молодцы они вообще. Я вот теперь смотрю. Все профи. И профессора, по ходу. И инструктора. И все 6-ки прошли. Гималаи. И даже фирмы по снаряге возглавляют. По ходу. Но это я не о том. Саша не понял. Про ботинки.
Вот мы и болтали. И девчонки. И рожи эти чумазые, которые хочется защекотать и за нос тоже. Ночью-то уже не молоко. Ночь – просто ночь. Там птица кричит. Там всякое. И, кстати, с юга запах весны приносит. И вроде снегом пахнет, а вдруг, раз, подснежники. Или миндаль. Нет, листвой этой жухлой просохшей. И еще скалами прогретыми.
Саша про ботинки не понял. Они стали 15го размера. То есть они не стали ему малы. Они просто стали от клоуна игрушечного.
Эти старшие смеялись так, что в снег лицом падали. Хорошо это не глина сыпучая, из которой меня Леша спасал. Дважды. Первый раз сам виноват. Кто его просил в эту тину с пиявками прыгать и выпрыгивать потом с этим лицом, как угорь, и с пиявками бахромой.
Но это не о том. Не о Саше. С его ботинками. Ему переднюю часть отрезали, и он ногу из нее высунул с пальцами. Главное подошва и движение. И чтоб не жало. Это главное. Тогда хоть по снегу, хоть так – не замерзнешь. Его вперед не пускали. Все позади него боялись истерик, дыхание сбивает. Он шел сзади. А в конце Юля. Или кто еще из «старичков». Петр Евгеньевич? Они истерик не боялись. Я побаивался и шел впереди. За перцами длинноногими. Леши не было.
А с юга приносило весной и подснежниками. Хотя может быть это был просто теплый воздух от скал, подобравший запах прелых, подсохших листьев?
Мы туда тоже ходили. Мы вообще ходили.
Не надо сушить ботинки.
Не надо сушить ботинки.
Поделиться с друзьями: